Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 15
– Вы о чем? – спросил я, прекрасно понимая, о чем она.
– О чем?! О бесконечном раскаянии, о всеобщем осуждении, о Гитлере, о нацизме, ну, хватит, всё сказано, мы всё признали, мы посыпали головы пеплом, мы съели тонну дерьма, мы вывалились публично перед всеми во всех вонючих лужах, какие есть и каких нет, и мне хватит, по самое горло хватит, не хочу больше слушать эту песню и не буду слушать её, понимаете, не буду!!!
Было видно, что она страдает. И я испытывал от этого удовольствие. Мне страшно хотелось спросить, что делали ваш папа, ваш дедушка в те, уж не столь далёкие, годы? Где служили? Какие подвиги совершали во славу Третьего рейха? Скольких евреев убили, чтобы избавить мир от недочеловеков? С каким рвением выбрасывали правую руку, приветствуя вождя, и с каким восторгом пели «Deutschland, Deutschland über Alles»? Но не спросил. Я даже не спросил её о том, как получилось так, что её муж, такой успешный и богатый деятель киноиндустрии, член совета директоров нескольких крупнейших компаний, родился не в Германии, а в Аргентине? Не потому ли, что его отец оказался среди тех высокопоставленных нацистов, которым удалось ускользнуть от рук правосудия и бежать в Латинскую Америку, где их ожидал тёплый прием под крылом сочувствовавших им местных полуфашиствующих диктаторов? Хотел спросить, да не спросил. Но когда кончился просмотр и мы, расположившись на террасе, пили чай, я сказал о том, что собираюсь снимать документальный фильм о Германии и очень хотел бы взять у них интервью, когда буду в Баварии (то, что живут они под Мюнхеном, было для меня абсолютно ожидаемым фактом).
Она посмотрела на меня с неприязнью, подняла руку, как бы отталкивая мое предложение, но господин Бьерке широко улыбнулся и радушно – даже слишком – сказал, что да, конечно, это будет замечательно, обязательно, только дайте знать заранее.
Встреча состоялась. На широком, безупречно ухоженном газоне, окруженном не менее безупречно ухоженными деревьями, в лучах заходящего баварского солнца, они сидели на двух стульях, он и она, и отвечали на мои вопросы. Наша киногруппа довольно долго плутала в поисках их особняка, расположенного километров в 20 от Мюнхена, опоздали мы примерно на час и были встречены хозяйкой словами о том, что интервью вряд ли состоится, у них нет времени, ждут гостей. Но господин Бьерке, вновь взяв на себя роль «доброго полицейского», сказал, что нет, ничего страшного, время найдется, мы ни в чем не виноваты, заблудились, что ж, с кем не бывает.
Интервью состоялось, и его супруга упорно давала мне понять, что терпеть нас не может, меня в первую голову, а он делал вид, что наш приезд доставляет ему исключительное удовольствие. И она со всей своей откровенной неприязнью была мне несравненно симпатичней и интересней, чем он. Во время интервью она говорила то, что думала, – прямо, жестко, не выбирая выражений. И по поводу раскаяния, и по поводу турок, заполонивших Германию, и по поводу иммигрантов. А он смотрел на неё почти просяще и необыкновенно внимательно, порой вставляя поправки и смягчая её суждения.
Но победила она. Потому что интервью все-таки не состоялось: мы приехали слишком поздно, быстро садящееся солнце не давало того освещения, которое было необходимо для качественной съёмки, а своего света с собой почему-то в этот день не взяли. Так что всё, что было, я рассказал по памяти.
Не так давно я узнал, что Ханс Бьерке покончил с собой. Застрелился.
* * *
Ну, вот и закончил.
Перечитал всё и задался вопросом: то, что я написал, – объективно? В нем нет враждебности к немцам, к Германии? Я смог преодолеть свои пристрастия?
Вдруг возник вопрос: а для кого я писал, – для вас или для себя?
Ей-богу, не знаю.
Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 15
